Эту известную работу замечательного испанского художника вы обнаружите в зале 066 музея Прадо, располагающего самой полной в мире коллекцией картин Франсиско Гойи.
На этом автопортрете (известном также, как «Погрудный автопортрет») Гойя намеренно представляет себя уязвимым и хрупким, раскрывая перед зрителем самые мягкие и добрые стороны своей противоречивой души.
Темный фон, написанный быстрыми энергичными перекрещивающимися мазками, не сливается со схожим по тону цветом красно-коричневого сюртука, но напротив, придает ему дополнительное ощущение объема.
Эти цвета намеренно вступают в контраст с белоснежной рубашкой с открытым воротом, написанной значительно более тонким мазками. Техника в венецианском стиле подчеркивает мягкую, розовую и несколько дряблую кожу Гойи на пороге старости. Тщательно продуманные тона подчеркивают сияние его лица, которому нужно очень мало света, чтобы выделиться на фоне почти «веласкесовской» атмосферы, окружающей его.
Следует отметить, что явно читаемое «раздавленное» состояние художника вызвано только-только завершившимся затяжным военным конфликтом между Испанией и Францией. Французская оккупация завершилась в 1814 году, и шесть долгих лет, в течение которых над Пиренейским полуостровом нависала зловещая тень Наполеона, принесли художнику немало душевных страданий.
Этот автопортрет сильно отличается от автопортрета художника перед мольбертом. Здесь Гойя больше не смотрит в зеркало, а направляет взгляд на зрителя, странным образом вызывая в нем ощущение сочувствия. «Автопортрет» подписан и датирован на заднем плане слева — причем, надпись вдавлена в краску кончиком ручки кисти.
В XVIII веке ситуация с испанской живописью была нелегкая. Засилье иностранщины проникло в искусство Испании, в его живопись.
Власти, отдавая дань моде и политическим амбициям, выдвигали иноземных живописцев на лидирующие позиции и отдавали им явное предпочтение. Им вручались самые престижные награды, критики о них писали хвалебные оды, им отдавались самые дорогостоящие заказы.
Считалось, что испанские живописцы себя исчерпали. Но художник, не впитавший в себя родные привычки, обычаи, традиции, свое виденье, обречен на провал. В то время получилось по- иному.
Поклонение зарубежному веянию не позволило вывести на передний план своих, коренных мастеров живописи. Однако, Гойя, все же, смог вернуть былую славу всему национальному искусству. Его картины просто не могли не вызывать восхищения.
Особенно это касалось портретов. Живописец был нее простым исполнителем определенной работы. Его безмерный талант мощно поддерживали душевные качества самого художника.
Гойя не просто реалистично передавал внешний вид модели, он исходил, прежде всего, из тех чувств, какие он испытывал к тому человеку, которого изображал. Поэтому, к каждому своему портрету Гойя относился далеко не беспристрастно.
Чтобы передать индивидуальность каждого произведения, художник использовал различные приемы, способы и даже менял технику. Известно, что есть картины, которые Гойя писал с использованием щеток, разнообразных губок, фактурных тканей.
Краски могли наноситься ножом, рукой, пальцами, даже деревянной ложкой. Все, что попадало в руки гениального творца, работало на создание неповторимых шедевров.
Невероятный талант, подкрепленный трудолюбием, заставил говорить о художнике, как о национальном достоянии. Даже королевское общество было вынуждено признать незаурядность творчества Гойи и восхищаться им.
Живописец обрел славу и почести, которыми его осыпало общество. Правда, к этому ему пришлось идти через жестокие испытания.
