Приятель Гюстава Курбе – Джеймс Уистлер – отстаивал свое право быть художником, а не фотографом. Сам Курбе считал, что «живопись – конкретное искусство» и старался воссоздавать реальность с фотографической точностью. Находясь на противоположных позициях, и Курбе и Уистлер регулярно подвергались яростной критике: публика всегда жаждет среднего.
Одним из ярких примеров такой радикальной (по меркам 19-го века) достоверности стала картина Курбе «Купальщицы», вызывавшая скандал на парижском Салоне 1853 года.
Скандальная картина Гюстава Курбе «Купальщицы» вызвала широкий общественный резонанс, когда была представлена обществу. Художник нарушил практически все мыслимые традиции, принятые при изображении людей, к тому же женщин.
Преувеличенные пропорции, крайне непривычные и даже отвратительные для зрителей того времени, отказ в угоду эстетике умалчивать о существовании на телах грязи и к тому же полное, абсолютное отсутствие сюжета. Картина просто изображает купальщиц, которые не делают ровным счетом ничего.
Позы словно намекают нам на то, что здесь мог бы и быть какой-то сюжет, но его здесь нет, а рисовать почти обнаженное тело немифического персонажа в то время считалось негласным табу. При этом невозможно придраться к мастерству художника – обилие мелких деталей, реалистичные свет и тень, тщательная проработка, уверенные мазки. За эту и другие подобные картины художника ненавидели и презирали, и множество известных людей громко высказывали свое отрицательное мнение обо всем его творчестве.
Серьезно усугубляло отношение к данной картине следующее обстоятельство: невооруженным глазом виден намек на Марию Магдалину в позе девушки, вытянувшей руку перед собой, что попросту кощунственно и не могло не вызвать максимального порицания. Курбе был художником, существенно опередившим свое время, и грубо ломал сложившиеся рамки и стереотипы, не заботясь собственной репутацией и благополучием; и именно это сделало его вклад в реализм и живопись в стиле ню особенно значительным.
Волна возмущения, всколыхнувшая все художественное сообщество, а также тронувшая многие далекие от искусства великие умы, начала процесс изменения сознания, заставила людей задуматься над границами нормального и приемлемого, и несмотря на то, что на картины художника неоднократно покушались желающие их уничтожить, большая часть их оседала на долгие годы в частных коллекциях и Курбе остался непонят до конца своей жизни, он продолжал делать свое важное и необходимое дело, выражая себя через протест застарелым устоям.
Две дородные крестьянки на берегу – настолько неаппетитные, что, кажется, одной из них Курбе оставил одежду из сострадания к публике – спровоцировали у критиков разлитие желчи, которого, пожалуй, не удостоится и Мане с его «Завтраком на траве». Проходивший мимо полотна Наполеон III не совладал с чувствами и ударил его своим хлыстом. Даже сторонник Курбе – Эжен Делакруа – был раздосадован «отвратительной вульгарностью форм», стоит ли говорить о недоброжелателях, которых у художника было множество.
Критики отмечали, что в «Купальщицах» отсутствует какая-либо назидательность или мораль, что позы девушек – неестественны и сулят сюжет, которого на самом деле нет, что «Купальщицы» вгоняют последний гвоздь в гроб эпохи романтизма.
Но больше всего публику нервировало то, что у одной из купальщиц – грязные ноги.
Современный зритель может подумать, что самыми возмутительными работами Курбе были порнографическое «Происхождение мира» или сцена лесбийской любви на картине «Спящие». Но эти вещи не предназначались для программных выставок, были исполнением частного заказа, их создание никаких последствий для профессиональной репутации художника не имело. «Спящие» так и вовсе решены в стилистике академической живописи — там возмущают многозначительно смятые простыни, а не художественные приемы автора. Другое дело — «Купальщицы». С грязными ногами в залы парижского Салона — это чересчур.
Если бы этот сюжет решил запечатлеть Джеймс Уистлер, возможно у крестьянки вместо ног было бы зыбкое марево в изысканной серо-черной гамме. Но принципы Курбе требовали правды, а правда состояла в том, что французские крестьянки в XIX веке не злоупотребляли гигиеной. Да и могли ли не запылиться ступни, которым пришлось протоптать тропу для целого направления, которое годы спустя назовут соцреализмом.
