Веласкес изображает кухарку, которая готовит яичницу. В руках ее яйцо и ложка. Рядом стоит слуга. В одной его руке – графин вина, а в другой – дыня. Но эти предметы ничего не могут сказать о сущности этих героев.
Мы чувствуем, что они не просто невозмутимы и далеки от суеты. Они полностью погружены в бедный быт, который неизящен и очень труден. Но они величаво торжественны. Именно поэтому на ум приходят лишь настоящие эпические герои. Старуха, словно какая-то пифия, выполняет священнодействия над огнем. Юнец совершенно сосредоточен, как будто он Ромул, которому предстоит основание Рима. Но почему они так величественны среди обычных припасов и горшков на кухне?
Веласкес изображает, насколько величавой может быть беднота. Руки мальчика и старухи застывают над огнем. Они не соприкасаются, но при этом герои ощущают присутствие другого. Если не брать во внимание характерные для грубого быта принадлежности, можно подумать, что живописец изобразил некое таинство (энергия передается от мудрой старости юности).
Сковорода из глины и ступка невероятно объемны. На заднем плане темнота максимально сгущена. Кажется, что живописец о чем-то таинственно умалчивает. Именно это – основной атрибут царственного начала. Веласкес изобразил кухарку по-настоящему торжественной. Почти царственной. Профиль ее похож на тот, который обычно чеканят на медалях. Все предметы похожи на отлитые из металла. Простолюдин стал памятником самому себе. При этом натура не исправляется. Академическая идеальность отсутствует. Быт совершенно не похож на быт.
Смысл узнаваем и открыт. Но не он здесь главный. Многое так и остается загадкой. Зритель так и не понимает, где же происходит действие этой картины. Также неясны и другие детали. Не можем мы понять, как связаны старуха и мальчик. Здесь все это не столь важно, так как смысл полотна намного глубже и значительнее. Картина обретает обобщенное значение. Веласкес осмысляет современность и передает свое отношение к бедности.