«Как-то в Москве в 1881 году я слышал новую вещь Римского-Корсакова – «Месть». Эти звуки завладели мною, и я подумал, нельзя ли воплотить в живописи то настроение, которое создалось у меня под влиянием этой музыки. Я вспомнил о царе Иване», — пишет Репин.
Картина написана на сюжет из русской истории XVI века. Изображенная сцена соответствует описанию трагического события, изложенного Н. М. Карамзиным.
Темпераментная кисть Репина насыщает мощной эмоциональной силой исторические образы былого. Царевич Иван, сын Грозного, умер лишь спустя неделю после удара посохом, а такого количества крови, которое показано в картине, при подобной ране быть не могло. Но Репину необходимо было заострить сам момент убийства, «произошедшего в одно мгновенье».
Вот описание репинского холста, сделанное И. Н. Крамским в письме к издателю газеты «Новое Время» Суворину: «Меня охватило чувство совершенного удовлетворения за Репина. Вот она, вещь, в уровень таланту… И как написано, боже, как написано!… Что такое убийство, совершенное зверем и психопатом?.. Отец ударил своего сына жезлом в висок! Минута… В ужасе закричал… схватил его, присел на пол, приподнял его… зажал одной рукою рану на виске (а кровь так и хлещет между щелей пальцев)… а сам орет… Этот зверь, воющий от ужаса… Что за дело, что в картине на полу уже целая лужа крови на том месте, куда упал на пол сын виском… Эта сцена действительно полна сумрака и какого-то натурального трагизма…».
«Это было в 1881 году… Какая-то кровавая полоса прошла через этот год… Я работал как завороженный. Мне минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины… Прятал ее… Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над ней…
…Началась картина вдохновенно, шла залпами… Чувства были перегружены ужасами современности… В разгар ударов удачных мест разбирала дрожь, а потом, естественно, притуплялось чувство кошмара, брала усталость и разочарование… Я упрятывал картину… Слабо, слабо казалось все это…
Но на утро испытываю опять трепет… И нет возможности удержаться – опять в атаку. Никому не хотелось показывать этого ужаса… Я обращался в какого-то скупца, тайно живущего своей страшной картиной…
И вот, наконец, на одном из своих вечеров, по четвергам, я решил показать картину друзьям-художникам… Были: Крамской, Шишкин, Ярошенко, П. Брюллов и другие. Лампами картина была освещена хорошо, и воздействие ее на мою публику превзошло все мои ожидания…
Гости, ошеломленные, долго молчали, как очарованные в «Руслане» на свадебном пиру. Потом, долго спустя, только шептали, как перед покойником. Я наконец закрыл картину. И тогда даже настроение не рассеивалось. И особенно Крамской только разводил руками и покачивал головой… Но все глядели только на него и ждали его приговора».
Из воспоминаний Репина «Далёкое — близкое».
Экспонированная на выставке «13-я ТПХВ 1885-1886» картина И. Е. Репина вызвала не только необычайно широкую и неоднозначную реакцию прессы, но и стала поводом для беспрецедентного обстоятельства — учреждения цензуры художественных выставок, которой с этого момента подвергались выставки передвижников. Первой испытала на себе цензурное давление картина Репина. Неудовольствие императора Александра III и его ближайшего окружения формировалось письмами обер-прокурора Святейшего синода К.П. Победоносцева. При посещении выставки ТПХВ в С.-Петербурге император выразил нежелание посылать картину для экспонирования в провинцию. Тем не менее после закрытия выставки в С.-Петербурге картина была отправлена в Москву, где выставка открывалась 25 марта. Но 1 апреля последовало высочайшее распоряжение картину с выставки снять. Не разрешалось также «распространение ее в публике какими-либо другими способами». П. М. Третьяков 2 апреля получил секретное отношение, запрещавшее ему выставлять картину «в помещениях, доступных публике». Запрет с картины был снят 11 июля 1885 в значительной мере благодаря заступничеству А. П. Боголюбова.
16 января 1913 года картине была нанесена тяжелая травма. В Третьяковской галерее двадцатидевятилетний иконописец, старообрядец, сын крупного мебельного фабриканта Абрам Балашов в припадке душевной болезни с криком «Довольно крови!» нанес три удара ножом по лицам Грозного и сына Ивана. Удары были так сильны, что повредили и центральную перекладину подрамника. Репин был уверен, что его работа безвозвратно погублена. «Из трех ударов один пришелся на лицо Грозного — от середины виска, пересекая ухо, до плеча, — второй разрез прошел по контуру носа царевича, задев щеку Грозного и уничтожив весь очерк носа царевича, наконец третий повредил пальцы правой руки царевича, разрезал щеку у него и задел правый рукав Грозного», — вспоминал Игорь Эммануилович Грабарь.
Это событие стало предлогом для публичного диспута Репина с М. А. Волошиным о границах между искусством и реальностью.
22 января газета «Речь» опубликовала письмо И. Е. Репина, ставшее откликом на полученные им сочувственные телеграммы со всей России, выражавшие «кровную боль» о его «растерзанной картине». Ближайшими результатами этого события стали самоубийство бессменного хранителя галереи художника Е.М. Хруслова и решение о добровольном уходе с поста председателя Совета галереи И.С. Остроухова, на смену которому Московская городская дума избрала И.Э. Грабаря. Еще до назначения (это произошло 2 апреля 1913) он совместно с приглашенными из Эрмитажа реставраторами Д. Ф. Богословским и И. И. Васильевым реставрировал картину. Повреждение картины оказалось настолько серьезным, что с этого времени она находится под постоянным специальным наблюдением уже нескольких поколений реставраторов.
Я вижу старинный московский дворец
И кровь на подушках дивана.
Там сына родной убивает отец,
Иван убивает Ивана.
Убийца, себя истребляющий сам,
Его обвинять не рискую, —
Виною всему праотец Авраам,
Замысливший жертву такую,
Который, не в силах любовь побороть,
Готов на посмертную муку,
Не зная о том, что удержит Господь
Его занесённую руку.
Я слышал однажды: как нерв напряжён,
Безлюдной вечерней порою,
Безумец ударил картину ножом
И крикнул: «Достаточно крови!».
И там, где отметина эта видна.
Где лезвие холст разрезало,
Всё капает, капает кровь с полотна
На плинтус музейного зала!
Александр Городницкий.
