В 1933 году на выставке «15 лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» появилась большая картина «Допрос коммунистов». Она сразу же привлекла всеобщее внимание глубиной и идейностью содержания. Автором картины, которая через четыре года получила Гран-при на Международной выставке в Париже, был Борис Иогансон.
Идёт допрос. Перед озверевшими от ненависти белогвардейскими офицерами стоят молодые мужчина и женщина. Совершенно понятно, что у главных героев картины выхода нет. Они будут казнены. Однако обречённые стоят спокойно, можно сказать, даже величественно. Молодость, уверенность, сила правоты делают их победителями, несмотря на то, что ждет их смерть.
На лице мужчины видится лёгкая презрительная усмешка. Женщина, чем-то напоминающая Анку-пулемётчицу из книги Фурманова «Чапаев», внимательно смотрит на белогвардейцев…
Красный ковер, устилающий пол, словно отсвет пожарища, охватившего страну в тот период.
Художник сумел показать в своей работе столкновение представителей двух разных социальных систем. Это момент высшего испытания человеческой личности, когда сущность человека раскрывается как нельзя лучше.
Следует отметить, что подготовительная работа над картиной была длительной и несистематической.
«Меня лично, – вспоминал потом художник, – преследовала идея сопоставления классов, желание выразить в живописи непримиримые классовые противоречия.
Белогвардейщина – это особый нарост в истории, это сброд, где смешались и остатки старого офицерства, и спекулянты в военной форме, и откровенные бандиты, и мародеры войны. Каким ярким контрастом этой банде были наши военные комиссары, коммунисты, являвшиеся идейными руководителями и защитниками своего социалистического отечества и трудового народа. Выразить этот контраст, сопоставить его являлось моей творческой задачей».
Определив тему, Иогансон отчетливо понимал, что самое трудное впереди. Ведь, чтобы выразить тему, идею картины, надо прежде всего «набрести на сюжет».
«Когда-то,— рассказывает Иогансон,– примерно в самом начале двадцатых годов, я служил в театре у Каменного моста – был там декоратором и даже выступал в отдельных ролях. В эти годы в театре шла пьеса (автора и название пьесы не помню). Запомнил только одну сцену: стояла в полушубке девушка, которую допрашивал какой-то офицер. И все. Казалось, я начисто забыл этот эпизод.
Потом, спустя добрый пяток лет, пришлось мне быть в Музее Красной Армии, где я увидел фотографию с наших коммунистов и неподалеку – фотографию бандитов-анненковцев. Я был ошеломлён разительным контрастом лиц: с одной стороны-благородные, красивые, мужественные люди, с другой – отребье рода человеческого. Возникло естественное сопоставление.
И вот тогда из глубины памяти поднимается нечто виденное мной: где-то я видел в полушубке стоящую девушку. Сначала возникает приблизительное оформление идеи в сюжет. Надо столкнуть два класса – когда, в какой обстановке?.. Неожиданно явилась мысль столкнуть их где-то в избе, на допросе, друг против друга. Сначала я представил, что мой положительный герой – девушка, она ассоциировалась с давно прошедшими воспоминаниями о пьесе. Потом возник образ юноши – он больше подходил к моей идее мужества и стойкости класса пролетариев.
Юношу допрашивают белогвардейцы. Где они могли находиться? Скажем, в Сибири. Дальше мысленно уточняю обстановку: ясно, что генералы и офицеры занимали лучшее помещение в городе или предместье. Чьё помещение может быть лучшим?– какого-то фабриканта, возможно, мукомола. Явственно представил всю обстановку: полы крашеные, на них дорожка лежит, в углу иконы, портрет Колчака. День морозный, окна заиндевели».
В итоге такого хода творческой мысли у художника определился первый эскиз картины. На нём изображена парадная комната сибирского кулака. Дорожка на полу, фикус у окна, ширма, пишущая машинка, на стене портрет Колчака.
За круглым столом – белые офицеры. Один разбирает бумаги, второй что-то пишет, а третий стоит и чистит щёточкой ногти. Допрашивает коммунистов офицер-анненковец. Он облокотился правой рукой на стол, в левой руке у него стек.
Под столом стоит большая корзина с бутылками вина. Допрашиваемых привели двое конвойных. Один из них – фельдфебель, с усами, в белой заячьей ушанке. Держа в руке наган, он оскалил зубы и подобострастно улыбается офицеру. Стоящий рядом с фельдфебелем, сзади коммунистки, пожилой, бородатый сибиряк прислушивается к происходящему допросу и что-то обдумывает.
Приведённые конвоем на допрос коммунисты стоят совсем близко от своих врагов, почти вплотную к ним. Первой к зрителю, слева, изображена коммунистка, в раскрытом коротком полушубке с меховым воротником. Мужчина-коммунист показан тоже в раскрытой одежде. Он средних лет, худой, голова его перевязана белой повязкой.
Обобщая свои критические замечания о первом эскизе «Допроса коммунистов», Иогансон в итоге дал ему такую оценку: «Страшная литературщина. Слишком много нагорожено».
Мысли об этой картине терзали художника несколько лет – хотелось найти идеальную композицию, идеальных героев для достижения цели. Цель же была непростой в достижении – Иогансон хотел показать разницу между коммунистами и белыми, непримиримый контраст социальных слоев, желающих разного, видевших разную жизнь и питающих абсолютно разные, а подчас и противоположные надежды.
Первым толчком был увиденный в театре, где художник одно время работал бутафором, спектакль. В памяти от него не осталось ничего, кроме девушки в полушубке, которую допрашивали какие-то совсем не запомнившиеся враги.
Второй толчок был позже, в музее, где была показана картина, на которой белые допрашивали коммуниста. После этого в голове у Иогансона щелкнуло, всплыла девушка в полушубке, и композиционный замысел был готов. Вначале, впрочем, эскизы были перенасыщены деталями. Слишком страдальческими казались на них коммунисты – избитые, связанные, слишком смазанными белые, слишком изобильна на мелочи была обстановка.
Вторая партия была лучше – обстановка выцвела, коммунисты стали строже, избавившись от навязчивого ореола мученичества, однако белые оставались размытыми и невнятными.
Только с третьей попытки Иогансон, наконец, нашарил то, что его удовлетворила.
В избе зажиточного крестьянина – кулака – среди ковров, предметов роскоши, белые допрашивают пойманных коммунистов. Те стоят посреди комнаты, как бы выдвигаясь из немного смазанного фона.
Мужчина стоит, слегка подняв подбородок, выражая всем видом презрение и готовность умереть. Руки у него за спиной, скорее всего связаны, но по позе его этого не понять. Девушка рядом с ним стоит похоже. У неё крестьянское лицо, грузная фигура, но это не имеет никакого значения – с тем же пренебрежением она смотрит на допрашивающих.
Белые изображены более отталкивающими. Офицер в дорогом кресле – расплывшийся, со складчатой шеей, адъютанту на все плевать, он смотрит в бумаги, а казак, есаул со стеком, кажется, едва сдерживается, чтобы не ударить пленных по лицам. Контраст получается понятный интуитивно, очевидный и резкий.
