Картина Н. А. Некрасов в период "Последних песен". И. Крамской -
Картина Н. А. Некрасов в период "Последних песен". И. Крамской

Картина Н. А. Некрасов в период «Последних песен». И. Крамской

Н.А. Некрасов в период Последних песенIvan Kramskoy.
Nikolay Nekrasov in the Period of Last Songs.
Н.А. Некрасов в период «Последних песен».
1877–1878. Холст, масло.
105 x 89. Третьяковская Галерея, Москва, Россия.
Николай Алексеевич Некрасов был тяжело болен и уже не вставал с постели. Он понимал, что болезнь его смертельна, торопился завершить начатое, писал свои «Последние песни» Работать Крамской мог только урывками по десять-пятнадцать минут в день, и часто, для того чтобы дождаться этих минут, приходилось дежурить целый день. Крамской видел Некрасова несколько лет назад и теперь не узнал его — так он изменился.
Сначала он решил писать его в постели, но через неделю сообщил Третьякову: «Когда я начал портрет, то убедился сейчас же, что так сделать его, как я полагал, на подушках, нельзя, да и все окружающие восстали, говорят — это немыслимо, к нему нейдет, что Некрасова даже в халате себе представить нельзя, и поэтому я ограничился одною головой, даже без рук…»
Месяца через полтора портрет был готов, и, как всегда у Крамского, написан он был с поразительным сходством. Но в глубине души Крамской был разочарован: не таким увидел он Некрасова, когда в первый раз вошел в его комнату. Он чувствовал, что не удалось ему уловить ту высокую человечность, ту духовную силу и красоту поэта, которые так его поразили.
Он решил писать второй портрет так, как сложился он у него в первые минуты встречи. Некрасов сидит на постели, слегка откинувшись на подушки. Лицо измученное, строгое, скорбное. В руке листок бумаги, листы бумаги и на полу; рядом столик с лекарствами, на стене портрет Добролюбова… На портрете Некрасова авторская дата: 3 марта 1877 года — день, в который поэт продиктовал сестре стихотворение «Баюшки-баю»:
Борюсь с мучительным недугом,
Борюсь — до скрежета зубов…
О муза! ты была мне другом,
Приди на мой последний зов!
Могучей силой вдохновенья
Страданья тела победи,
Любви, негодованья, мщенья
Зажги огонь в моей груди!
Этот день, 3 марта, которым Крамской пометил окончание портрета, быть может, был для него днем, когда он вдруг по-настоящему увидел Некрасова, до конца понял силу большого русского поэта, который знал, что умирает, и, умирая, думал о любимой родине.
Воплощение духовной победы над физическими страданиями, над болезнью и немощью поразило зрителей, впервые увидевших полотно Крамского.
Все случайное, даже вполне соответствующее реальной обстановке кабинета, где лежал умирающий поэт,- Шкафчик с охотничьим оружием, халат, прикрывавший ноги больного,- предметы, которые поначалу художник собирался ввести в композицию для «живописности» и чтобы усилить достоверность обстановки, исчезли, уступив место строго отобранным деталям, повествующим о занятии и внутреннем состоянии поэта: карандаш и бумага в худых, тонких руках, портреты Добролюбова и Мицкевича на стене, книги и бумаги, пузырьки с лекарствами и колокольчик на столике под рукой.
В косом луче света становятся заметными следы швов, скрытых под слоем краски: заканчивая портрет после смерти поэта, Крамской вырезал из написанного с натуры холста изображение головы Некрасова и вшил в полотно.
Между теплыми плоскостями стены и ковра на полу — диагонально расположенное белое пятно затянутого простынями дивана, на смятых подушках которого полусидит поэт. Под простынями тело кажется особенно немощным, высохшим, плоским. Суховатые линии — складки простыней, подушек — ведут глаз зрителя к голове поэта, расположенной в верхней части светлого, на коричневато-теплом фоне, пятна. Бледное, с синевато-желтыми тенями, с высоко обнаженным сухим лбом лицо Некрасова резко выделено. Вопреки внешним подробностям, портрет не имеет даже оттенка бытовизма: перед зрителем предстает борец, до последнего мига нелегкой жизни выполняющий свой долг.
Портрет, вернее, картина-портрет «Некрасов в период «Последних песен» долго еще стояла после смерти поэта в мастерской художника — он все не решался с нею расстаться, все работал над ней и передал ее Третьякову только через год.
Оба портрета Некрасова были на шестой передвижной выставке, которая открылась в марте 1878 года.
«Какие стихи его последние, — писал Крамской Третьякову, — самая последняя песня 3-го марта «Баюшки-баю». Просто решительно одно из величайших произведений русской поэзии!»

Николай Некрасов
Баюшки-баю
3 марта 1877

Непобедимое страданье,
Неумолимая тоска…
Влечет, как жертву на закланье,
Недуга черная рука.
Где ты, о муза! Пой, как прежде!
«Нет больше песен, мрак в очах;
Сказать: умрем! конец надежде!
Я прибрела на костылях!»

Костыль ли, заступ ли могильный
Стучит… смолкает… и затих…
И нет ее, моей всесильной,
И изменил поэту стих.
Но перед ночью непробудной
Я не один… Чу! голос чудный!
То голос матери родной:

«Пора с полуденного зноя!
Пора, пора под сень покоя;
Усни, усни, касатик мой!
Прийми трудов венец желанный,
Уж ты не раб — ты царь венчанный;
Ничто не властно над тобой!

Не страшен гроб, я с ним знакома;
Не бойся молнии и грома,
Не бойся цепи и бича,
Не бойся яда и меча,
Ни беззаконья, ни закона,
Ни урагана, ни грозы
Ни человеческого стона,
Ни человеческой слезы.

Усни, страдалец терпеливый!
Свободной, гордой и счастливой
Увидишь родину свою,
Баю-баю-баю-баю!

Еще вчера людская злоба
Тебе обиду нанесла;
Всему конец, не бойся гроба!
Не будешь знать ты больше зла!
Не бойся клеветы, родимый,
Ты заплатил ей дань живой,
Не бойся стужи нестерпимой:
Я схороню тебя весной.

Не бойся горького забвенья:
Уж я держу в руке моей
Венец любви, венец прощенья,
Дар кроткой родины твоей…
Уступит свету мрак упрямый,
Услышишь песенку свою
Над Волгой, над Окой, над Камой,
Баю-баю-баю-баю!..