Приглашенный А. В. Праховым реставрировать Кирилловскую церковь 12 в., Врубель исполнил ряд композиций (в том числе икону «Богоматерь с младенцем», 1884-85), где соединил средневековый канон с острым психологизмом нового времени.
Однако самым замечательным творением Врубеля в Киевский период явились акварельные эскизы росписей Владимирского собора. Работая в Кирилловской церкви, изучая фрески Софийского собора, художник осознает сущность высокого искусства монументальной живописи древней Руси. Во владимирских эскизах, особенно ярко проявилась связь творчества Врубеля с наследием древности, созвучным и дарованию, и душевному складу художника. Благородный образ «Воскресения», лучезарный, словно окруженный бездонной синевой неба «Ангел с кадилом и свечой», и, наконец, «Надгробный плач», потрясающий силой трагического чувства.
«Я хочу, чтобы все тело его лучилось, чтобы все оно сверкало, как один огромный бриллиант жизни», — так говорил он о своем замысле образа Христа в «Воскресении». При таком методе форма, сохраняя объем, словно просвечивает в иную реальность, утрачивает плотность и весомость. Своеобразие «кубизма» Врубеля — в прозрачности, хрупкости, декоративности его геометризированных объемов, их орнаментальности, обладающей способностью внушать определенное состояние духа.
Это особенно заметно в его серии «Надгробного плача». Богоматерь с широко открытыми глазами, полными слез, словно окаменела в страдании над гробом сына. Торжественный ритм складок одежды, строгие линии, монохромная простота цветовых соотношений, предельный лаконизм композиции помогают выразить глубину и величие скорби. В «Надгробном плаче», который можно отнести к уникальным произведениям мирового искусства, Врубель органически соединил гармонию и монументальность древнего искусства с экспрессией чувств человека двадцатого столетия.
Композиция «Надгробного плача» вписана в полуциркульное обрамление, которому подчинились все фигуры. Тип лица Христа, его худое, изможденное тело вызывают ассоциации с византийскими подлинниками. Это же можно сказать и о трех большеглазых ангелах, которые скорбно склонились над ним. Плоскостной характер изображений, переданных четкими обобщенными силуэтами, рисунок складок, очень выразительный ритм фигур и всех контуров, насыщенный и в то же время сдержанный теплый колорит — все это было очень тонко найдено художником. На этот раз Врубель пошел по линии примитива, казалось бы, никак не пытаясь осложнять свое произведение привнесением элементов мироощущения интеллигента конца XIX века; на какой-то момент он как бы почувствовал себя древним изографом, забыв обо всем окружающем: возможно, что в этом сказался свойственный ему дар перевоплощения.
Со времен древней иконописи русская живопись не знала цветовых гамм такой силы обобщения и воздействия. Не только вера и озарение, но и мучительные сомнения проступили тут с исповедальной искренностью, — неудивительно, что эскизы смутили официальную церковь и остались неосуществленными в большом масштабе, на стене.
Немой вопрос – безответный вопрос живых перед ликом смерти – доминирующая нота во всех вариантах «Надгробного плача». Не только скорбь, а напряженное скорбное вопрошание, сосредоточение всех сил душевных на том, чтобы проникнуть в тайну ушедшего, в то время как ушедший непроницаемо безмолвен.
«Христианская» серия работ Врубеля – сплошной искусительный вопрос, поставленный с такой высокой художественной страстью, «изо всех сил», что его храм, будь он осуществлен, был бы произведением эпохальным не только в истории искусства, а даже в истории религиозной мысли, для которой неизбежны периоды «экклеазистических» медитаций.
Удивительно ли, что параллельно и одновременно с темой Христа у Врубеля возникал образ его антагониста, олицетворяющий сомнения и душевную муку разлада. Как известно, художник в Киеве начал работу над «Демоном» и в живописи, и в скульптуре; эти ранние варианты не сохранились.
