Михаил Врубель. Сирень -
Михаил Врубель. Сирень

Михаил Врубель. Сирень

Михаил Врубель. СиреньОсобое положение среди сказочных картин Врубеля занимают такие, в которых сказочное рождается из самого живописного видения. Этого не знал никто из его предшественников. Здесь ему открылись новые возможности. Поиски и изучение формы плодотворно сочетались с полетом фантазии. Прекрасным образцом этому может служить картина „Сирень» (1900).

Этюд к ней написан прямо с натуры. Прелесть самой картины в том, что нечаянное появление фигуры выглядит как рождение органического, человеческого из мертвой материи, из драгоценных камней. В картине, в сущности, не происходит ничего, что можно было бы пересказать словами. Но мы как бы присутствуем при возникновении образа „Врубель. Переписка.

Воспоминания о художнике», стр. 117 (об отсутствии у Серова „твердости техники»).
В тени куста сирени мы различаем фигуру девушки. На нее ложатся голубые рефлексы, ее спутанные волосы скрывают фигуру. В картине до жути осязаемо передано то знакомое каждому изумление, которое мы ощущаем в сумерках и ночью, когда из тени выходит живое существо. Здесь есть и нечто от тютчевских „Тени сизые смесились».
Но подобное состояние передано языком живописи.
Фигурка не то девушки, не то феи темнеет в кустах сирени; лиловые заросли заполняют все пространство картины, и кажется, им нет конца и за ее пределами. Но не странная хрупкость девушки сообщают этим произведениям очарование сказки — сама их живописная концепция фантастична, само соотношение фигур и пейзажа. Образ человеческий предстает не на фоне пейзажа, а как бы выходит из его недр и составляет с ним нечто единое.

Свою героиню Врубель называл Татьяной (связывая свой мир со светозарным пушкинским миром природы) — по его мысли, она должна была воплощать душу сирени. Масса зелени, то сгущающейся, то светлеющей до прозрачности и открывающей грунт, выдвигает нам навстречу цветы сирени — от этого возникает отчетливое ощущение словно «дышащей» картины. Одежда девушки написана темным пятном, никак не уточненным и не детализированным. Тем самым выражена сама стихийность этого персонажа, словно «проявляющегося» из растительного царства. Лиловый и сиреневый — доминантные тона полотна. Но внутри основных цветов краски сияют и переливаются и вместе с ними парят цветы — в ритме музыки, заданной художником. Страстная любовь к природе помогает художнику передать ее красоту. Пышные гроздья, вспыхивая лиловым огнем, живут, дышат, благоухают в сиянии звездной ночи. Один из современников Врубеля писал: «Природа ослепила его… за то, что он слишком пристально вглядывался в ее тайны».

Эта картина, как и некоторые другие, связана с хутором Н. Ге в Черниговской губернии, где в мае 1900 года Врубель увидел заросли цветущей сирени. Увидел и поразился им. Сирень стала темой самого сложного произведения художника, в котором он попытался выразить свое философское кредо и само стремление к преодолению пропасти между формой-видимостью и сутью-смыслом. Это стремление, а вовсе не достижение (обретение смысла), было всегда дорого художнику. Всякое обретение он считал равным смерти, так как оно делает невозможным дальнейшее движение и развитие. Рассыпая по полотну цветки сирени, как бы «взбивая» облако парящего цвета, Врубель виртуозно разыгрывает тему с вариациями, и название этой темы — «превращение Хаоса в Космос».

Стремление правдиво воспроизвести природу, характерное для большинства пейзажистов второй половины XIX века, у Врубеля уступает место восприятию природного мотива как декоративного. Врубель, один из мастеров русского Ар Нуво (Art Nouveau style, который появился в московском периоде творчества Врубеля), много работал в области монументально — декоративного и театрального искусства. Богатство природного мотива для него часто было лишь поводом. Его фантазия была способна преобразить простой цветок или куст в фантастическую феерию цвета и линий. Излюбленная художником цветовая гамма, включающая все оттенки синего, от голубого до фиолетового, в сочетании с розовым и зеленым, создает ощущение мерцающей, изменчивой поверхности. На фоне яркого, цветущего куста, «составленного» из мазков разной фактуры, – темный силуэт женской фигуры. Черты ее лица напоминают любимую модель и жену художника, оперную певицу Н.И. Забелу, одновременно вызывая в памяти майоликовые скульптуры, которые Врубель делал по мотивам оперы Н.А. Римского-Корсакова «Снегурочка». По некоторым свидетельствам «Сирень» навеяна романсом Рахманинова — этот романс Забела исполняла в концертах.
Почти все, сделанное Врубелем, первоначально вдохновлено, подсказано, навеяно каким-либо литературным, музыкальным или театральным источником. Еще в отрочестве он «фантазировал карандашом» на сюжеты любимых авторов: со слов сестры известно, что он рисовал Лизу и Лаврецкого из «Дворянского гнезда» Тургенева, Гамлета и героев «Венецианского купца» Шекспира, Орфея и Эвридику, Данте и Беатриче. Эти рисунки не сохранились. Сохранились «Маргарита» из «Фауста» Гете, более поздние рисунки к «Анне Карениной», «Моцарту и Сальери». К «Гамлету» Врубель возвращался еще не раз — в Академии и потом в Киеве (прекрасная композиция в синих тонах — «Гамлет и Офелия»). А потом — Демон, снова «Фауст» (большая серия панно), «Ромео и Джульетта» (эскизы для витража), потом русские былины и сказки, оперы Римского-Корсакова. Потом пушкинский «Пророк».
Разглядывая эскизы «Сирени» (их несколько), мы верим, что в этих шевелящихся «тысячах и тьмах» соцветий прячутся какие-то еще не оформившиеся существа, может быть эльфы. Появление темноглазой феи как бы уже подготовлено созерцанием сиреневых масс, напоминающих груды аметистов. Она просто не может не появиться там. Так и шаловливые наяды возникают из игры волн, а дочери морского царя всплывают из радужных глубин жемчужной раковины.
Врубель любил изображать вплотную густые, вьющиеся заросли цветов, трав. Есть хорошее наблюдение в записках Е. И. Ге: «Помню, в детстве я очень любила быть в саду в зелени между дорожками. Я думала, что большие совсем не знают этих мест и этих маленьких видов. На многих врубелевских картинах изображены именно эти любимые детьми чащи, причем синие дельфиниумы и лиловые колокольчики увеличены». Только Врубель мог так прильнуть взглядом к этим чащам со всеми их изысканными деталями. Он вникал в плетения стеблей, колючих еловых веток, в «архитектуру» гроздьев сирени, диковинные формы рогатых раковин, в структуру ледяных кристаллов, образующих зимой на стекле узоры, похожие на папоротники. Все эти чудеса природы, обступающие нас, встречаемые на каждом шагу и, однако, так плохо замечаемые обычным автоматизированным зрением, под взором художника разрастались в волшебный мир. Он всматривался еще и еще — и чудились очертания фигур, глядящие глаза…
«Там, в ночной завывающей стуже, В поле звезд отыскал я кольцо. Вот лицо возникает из кружев, Возникает из кружев лицо» (А. Блок).
В русском слове «сирень» переозвучено «Сиринга» — имя нимфы, преследуемой Паном и превратившейся в камыш, из которого Пан соорудил флейту. «Сирень» и «Пан» связаны единством мифологического сюжета.
Природа на картинах Врубеля так же одухотворена, как люди, а люди сотворены из того же вещества, что и природа, даже неорганическая. Кисть Врубеля редко придает человеческим телам и лицам мягкость и эластичность кожных покровов, под которыми струится теплая кровь. Плоть врубелевских персонажей, как в известной арии варяжского гостя, «от скал тех каменных», от минералов и металлов, от растительного царства.

Лирическое откровение пейзажа, как бы обволакивающего зрителя своим красочным маревом, особенно впечатляет в другой «Сирени» — 1901 года. Этот ноктюрн не дописан Врубелем. Но волшебные гаммы фиолетовых, лиловых тонов созвучно поют гимн красоте. Прохладой, свежестью веет от этого большого холста. Кисть мастера предельно раскованна, каждый ее удар точен. Колера сиреневые и глубокие зеленые создают удивительное настроение спокойствия, умиротворенности.
Незавершенность полотна приоткрывает нам творческий процесс художника, его поразительное умение намечать большие отношения цвета, точно видеть тон, внутренний орнамент холста.
Из-за кустов сирени выглядывает смеющаяся голова духа природы, одного из тех, которыми древние мифы населяли мир. Даже незаписанный кусок холста с намеченным силуэтом задумчивой женской фигуры, сидящей на садовой скамейке, нисколько не снижает общего впечатления гармонии и раздумья, которыми пронизан холст.