Практически одновременно с картиной Некрасов в период «Последних песен» художник работает над воплощением образа М. Е. Салтыкова-Щедрина, чья беспощадная сатира вскрыла кричащие противоречия пореформенной России, чей горький смех стал разящим оружием, ибо, как говорил сам писатель, «ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан и что по поводу его уже раздался смех».
Крамской портретировал Щедрина дважды. Полотно, принадлежащее Третьяковской галерее и выполненное по заказу собирателя, по типу близко к прославленным работам В. Г. Перова начала 1870-х годов (изображениям А. Н. Островского и особенно Ф. М. Достоевского). У Салтыкова-Щедрина, как у Достоевского, сомкнуты руки, но сходство композиционного решения еще разительнее подчеркивает различие созданных живописцами образов.
Судорожно сжатые на коленях пальцы Достоевского замыкают композицию, снова и снова возвращают взгляд зрителя к голове писателя и в то же время словно оберегают его внутренний мир от навязчивого постороннего взора. Мучительная дума, отразившаяся в его глазах, замыкается в этом кольце рук, слегка сведенные зрачки глаз не видят окружающего, они устремлены словно бы внутрь себя, к тем мучительным видениям, которые живо встают со страниц Достоевского.
Сомкнутые руки Салтыкова-Щедрина — скорее знак особой сдержанности, суровое спокойствие прямой фигуры оттеняет неистовую страстность выпуклых, обведенных коричневыми тенями глаз под гневно сдвинутыми бровями… Мука Щедрина, «незримые слезы», проступающие сквозь разящий смех его сатиры,- во взоре второго, погрудного портрета, принадлежащего ныне Институту русской литературы (Пушкинскому Дому).
Следует отметить, что особую роль получает в портретах Крамского живопись глаз. И по композиции, и по колориту его портреты, проходя определенную эволюцию, остаются достаточно аскетичными, как правило, это полуфигура почти без дополнительных аксессуаров, в небольшом разнообразии поворотов. И тем не менее образы Крамского вступают со зрителем в активное общение, именно форма общения становится активным факторов выражения внутреннего смысла. А сама эта форма определяется прежде всего живописью глаз.
Художник развивает в этом отношении традиции русского искусства, в котором глаза человека были «зеркалом души». Иван Никитин, Ф. С. Рокотов и А. Г. Венецианов, Александр Иванов умели воплотить в живописи глаз огромный диапазон чувств и состояний человека: светлую печаль и тихую радость, сдержанное страдание и открытую муку, долготерпение и надежду, страстный порыв и непреклонное стремление к истине.