В 1896 году вечный скиталец, неустроенный и бездомный живописец обретает свою пристань. Сбылась его мечта. Он полюбил. Надежда Ивановна Забела — известная певица – становится женой художника. Врубель был бесконечно счастлив. Он боготворил жену, ездил на все ее репетиции и спектакли.
Царевна Волхова. Н. И. Забела-Врубель в роли Волховы в опере Н. А. Римского-Корсакова Садко. 1898.
Она обладала дивным колоратурным сопрано и была любимой певицей Римского-Корсакова, для нее он писал сопрановые партии в операх, начиная с «Царской невесты». Н. И. Забела вспоминала: «Мне пришлось петь Морскую Царевну около 90 раз, и мой муж всегда присутствовал на спектаклях. Я даже как-то спросила его: «Неужели тебе не надоело?» — «Нет, — отвечал он, — я могу без конца слушать оркестр, в особенности море»». Врубель был очень музыкален и принимал самое близкое участие в разучивании ролей Забелы, к его советам она всегда прислушивалась. Став его женой, Забела ни разу не пользовалась услугами другого театрального художника.
Врубель выступал оформителем почти всех спектаклей, в которых выступала Забела, он был ее, как сейчас принято говорить, стилистом: сам придумывал ей костюмы, грим, одевал ее перед спектаклем и смотрел все ее выступления от начала до конца.
Он старался с ней не расставаться, насколько это позволяло их рабочее расписание.
Врубель сочинял костюмы также и себе, сам, по своему вкусу и своим проектам обставлял свои апартаменты — еще до возникновения «Мира искусства» он уже осуществил идею, которая декларирована в самом наименовании знаменитого художественного объединения.
Врубель писал не только «портреты-фантазии» жены, но и портреты ее с натуры — портреты Забелы, а не героини сказок. Лучший из них — портрет маслом 1898 года, в платье ампир с широким поясом, в перчатках и с лорнетом в руках.
Портрет написан на хуторе Плиски и словно впитал в себя краткую пору счастья, которое художник испытал после соединения с Забелой. Врубель впервые не чувствует себя одиноким. Он создает одно из самых гармоничных своих произведений. Светлые легкие краски, лиловатые, фисташковые, словно бы звучат в тональности «ля мажор» — так в письмах к Римскому-Корсакову Забела определяла свое душевное состояние этого периода. В платье и шляпе, сшитом по замыслу Врубеля из легкой просвечивающей кисеи, она напоминает буколическую пастушку.
Это едва ли не единственный у Врубеля «пленэрный» портрет — написанный на открытом воздухе, светом и воздухом напоенный. Единственный случай, когда можно говорить о некотором сходстве с приемами импрессионистов, с портретами Эдуарда Мане, и то лишь условно: Врубель и здесь верен «кристаллической» форме, но она становится воздушной, прозрачной. Стоит присмотреться, как написано платье и шляпа,— какие-то неимоверно сложные скопления кристаллов света. А в целом — впечатление ясности и отрады: бледно-сиреневые и нежно-зеленые тона напоминают о фиалках в весенней зелени, улыбка и взор исполнены тонкого очарования.
Сохранилось довольно много фотографий артистки; среди них есть фотография в роли Снегурочки, с локонами, распущенными по плечам. Здесь у нее как раз такое выражение лица, какое, видимо, особенно нравилось Врубелю, и его он запечатлел в портрете в платье ампир,— глаза как бы не разбуженные для жизни, дремотная томная полуулыбка.
Михаил Врубель и Н. И. Забела-Врубель.
Сравнивая врубелевские портреты жены с ее фотографическими портретами, можно догадаться, что имела в виду Е. И. Ге, говоря, что он преувеличивал «недостатки» ее наружности. Он преувеличивал удлиненность овала лица, тяжелость подбородка, делал лицо более узким, а глаза расширенными; чуть-чуть изменяя пропорции, иногда придавал ясному облику своей жены нечто сближающее его с типом лица Демона. На фотографиях Забела моложе, проще и миловиднее; на картинах Врубеля — загадочнее.
Она и после нескольких лет супружества оставалась для него манящей загадкой, «Незнакомкой», воплощением той ускользающей тайны, которая всегда чудилась ему и в природе, и в музыке, и в состояниях человеческой души.
Он все время как бы досоздавал ее образ — и не только на сцене, не только в картинах, но и в жизни. Он сочинял для нее платья — необыкновенные платья из нескольких чехлов прозрачной материи разных цветов, так что пунцовое сквозило через черное, и строго следил, чтобы портниха шила точно по его эскизу. Эти платья были очень красивы, но не очень удобны: Е. И. Ге с женской наблюдательностью замечала, что в таком платье «Надя боится пошевельнуться». Однако она их послушно носила: художник одевал свою жену сам, с ног до головы, как драгоценную куклу. Платье в стиле ампир и кисейная шляпа, в которых она позировала для портрета, также были его сочинением. Если вспомнить, что Врубель был постоянным «режиссером» при разучивании артисткой оперных партий, то понятным станет, чем она для него была и чем он был для нее: их совместная жизнь являлась непрерывным творчеством, жизнью сквозь призму искусства.
