Николай Рерих. Заморские гости -
Николай Рерих. Заморские гости

Николай Рерих. Заморские гости

Николай Рерих. Заморские гостиВ 1899 году Николай Константинович Рерих совершил путешествие по «великому водному пути» к Новгороду. «Чудно и страшно было сознавать, что по этим же самым местам плавали ладьи варяжские, Садко богатого гостя вольные струги, проплывала Новугородская рать на роковую Шелонскую битву…»,— писал о своих впечатлениях художник. Именно тогда у молодого Рериха выкристаллизовался сюжет «Заморских гостей». У картины есть авторский подзаголовок: «Народная живопись». Это свидетельство использования Рерихом в яркой, пронизанной солнцем работе мотивов и красок народной живописи. Ладьи с головами драконов, красные паруса и темно-синие реки — это изображения, которыми изобилуют работы древнерусских иконописцев и мастеров прикладного искусства. И все же Рерих был далек от слепого подражательства; так же, как многие молодые художники, жившие на стыке веков, он сочетал эстетику прошлого с современным восприятием. «Заморские гости» — картина, прославляющая древнескандинавский дух. Это победная песнь варягам IX века, плывущим на огромных ладьях с миссией мира к враждующим славянским племенам.

В изящно изогнутых линиях, в крупных мазках сияющих красок и в декоративном убранстве предметов и людей отразилось торжество духа современного художника. «Плывут полунощные гости. Светлой полосой тянется берег Финского залива. Вода точно напиталась синевой ясного, весеннего неба; ветер рябит по ней, сгоняя матово-лиловатые полосы и круги. Стайка чаек спустилась на волны, беспечно на них закачалась и лишь под самым килем передней ладьи сверкнула крыльями — всполошило их мирную жизнь что-то, мало знакомое, невиданное. Новая струя пробивается по стоячей воде, бежит она в вековую славянскую жизнь, пройдет через леса и болота, перекатится широким полем, подымет роды славянские — увидят они редких, незнакомых гостей, подивуются они на строй боевой, на их заморский обычай. Длинным рядом идут ладьи; яркая раскраска горит на солнце. Лихо завернулись носовые борта, завершившись высоким стройным носом-драконом…» Литературный и живописный варианты «Заморских гостей» Рериха точно повторяют друг друга в большинстве деталей, что говорит о поразительной четкости художественно-образного мышления Николая Константиновича. На выставке в Академии Художеств в 1902 году картина была приобретена Николаем II для царскосельского дворца.
В картине «Заморские гости» старина оживает, вторгается в наши чувства в блеске ослепительных красок, жизнерадостная, бодрая, прекрасная. Гости приплыли в наши северные земли, обрамляющие залив, поднимающимися из него зелеными островами. На одном из холмов — город, обнесенный крепостной стеной. И земля, и этот город, и его жители, которых мы не видим, но присутствие которых хорошо чувствуем, — всё полно внутренней силы, красоты, всё «Русью пахнет».
Эта, выполненная маслом, картина декоративна, цвет её предельно интенсивен. Художественные особенности картины, не говоря уже о содержании, свидетельствуют о её связи с народным искусством, с национальными традициями русской живописи. Интересно, что она вошла в каталог персональной выставки Рериха в 1903 г. под названием: «Заморские гости. Народная картина«. В этом произведении ярко проявился талант Рериха в области композиции, которой он прекрасно владел. Характерно для него оперирование большим и обобщенными тоновыми и цветовыми массами, стремление к максимальной простоте, определенности линий и форм, глубокая продуманность каждой детали; впрочем, — и это типично для всего зрелого творчества художника, — он допускает минимальное, самое необходимое количество деталей, а то и вовсе избегает их, чтобы не нарушить значимости образов, монументальности…
Историчны не только ладьи и сидящие в них варяги в шлемах, но и пейзаж. Волнистые линии зеленых холмов с оставшимися кое-где округлыми валунами — след движения ледников, сгладивших, смягчивших рельеф северного ландшафта. На вершине одного холма три кургана — захоронения вождей, на другом — укрепленный тыном и башнями славянский городок, откуда, должно быть, с тревогой и любопытством смотрят на флотилию жители. Поразительно мастерство, с которым Рерих по-куинджевски написал озаренные закатными лучами и горящие на Солнце разноцветные струги. Художник переносит нас в глубь веков и заставляет стать очевидцами событий языческой Руси. Для понимания красоты этой Руси нужно, писал он, «постичь дух современной этим предметам искусства эпохи, полюбить её, славную, родную, полную дикого простора и воли». Вместе с Рерихом мы видим, как прекрасна эта горделивая ладья, рассекающая синеву реки, и дрожащее в легкой зыби её разноцветное отражение.
Из монографии Н. Соколовой.
Караван варяжских ладей входит в Волхов из Ильмень-озера, они летят на крыльях ветра, на крыльях белой волны, среди крыльев чаек.
Рерих кладет густые мазки красочного теста, стараясь передать в фактуре живописи плотность воды, сопротивление волн, упругость паруса. Зритель видит строй разноцветных щитов на бортах ладей (защита, украшение, опознавательные и геральдические знаки варягов), любуется орнаментированными, раскрашенными яркой киноварью мачтой, узорным полотняным навесом и огромным тугим парусом, пламенеющим на солнце.
Применение орнамента — линейного и цветового — своеобразный «камертон» произведения. Мотивы парящих крыльев птиц, бегущей волны легли в основу линейной ритмики «Заморских гостей». Тот же рисунок парящих крыльев повторяется в контурах берегов, и земля неосознанно воспринимается также «летящей» навстречу судам.
Из монографии А. Юферовой.
Постоянно вспоминая о родине, Рерих написал в Париже картину «Заморские гости» (1901). Рериху представлялось, как когда-то плыли по Ильмень-озеру варяжские ладьи или струги героя былин, новгородского торгового гостя Садко. Вспоминалась в Париже и навеянная этими былинами музыка Николая Римского-Корсакова с ее богатой красочной оркестровкой. Рерих всегда тонко чувствовал картинность в музыке, и она помогала ему в его собственных работах. Его картина — это праздничное зрелище вольной шири и расписных варяжских ладей, под яркими парусами, с разноцветными щитами на бортах бегущих по синеве вод. Проплывают мимо неведомые берега с их свежей зеленью, белые чайки путь прокладывают. Образ пронизан бодрым, ликующе-радостным чувством. Мир словно впервые увиден в его красочной нарядности. Звучная декоративная гармония основана на контрастных сочетаниях пятен цвета, синего и желтого, красного и зеленого, особенно усиленных присутствием белого. Выразительность рисунка строится на его упрощении и обобщении; важную роль играет в картине ритмическое начало. Здесь использован опыт современной европейской живописи: широкая манера, которая привлекала Рериха у Пюви де Шаванна, повышение энергии цвета, в чем он следовал за Гогеном и другими новаторами, местами (например, в изображении щитов) даже обращение к технике дробного мазка, напоминающей импрессионистов (Рерих от этого вскоре отошел). В то же время его приемы оказываются сродни и многовековым навыкам народного понимания декоративности, красоты чистого цвета, экспрессии линейных ритмов. Вызывая перед своим духовным взором видения прошлого, Рерих артистично стремится воспринимать старину как бы ее собственными глазами, на ее лад ощущает многоцветность мира. О красочности в пору викингов, прозванных на Руси варягами, он судит по средневековому искусству. Ему еще неизвестны действительные формы варяжских кораблей, длинных и узких, позже найденных археологами, поэтому Рерих представлял себе ладьи по аналогии с древними сосудами — «утицами», которые, в свою очередь, подражали облику водоплавающих птиц. Резные носы этих ладей в виде страшных для врага драконов — «обереги» плывущих — были навеяны художнику знаниями Рериха-историка. Самое главное, что все вместе рождалось органично, свободно, словно сразу и само собой, дав в результате одну из лучших картин Рериха. Изображение жизни далекой эпохи в созвучии с искусством той поры стало вдохновенной стилизацией, обогащающей образ дополнительными ассоциациями. Этот метод, закрепившийся в творчестве Рериха, характерен для его зрелого творчества. Он способствовал сближению художника с «Миром искусства», многие участники которого — каждый по-своему — также использовали приемы стилизации.

Плывут полуночные гости. Светлой полосой тянется пологий берег Финского залива. Вода точно напиталась синевой ясного весеннего неба; ветер рябит по ней, сгоняя матово-лиловатые полосы и круги. Стайка чаек опустилась на волны, беспечно на них закачалась и лишь под самым килем передней ладьи сверкнула крыльями — всполошило их мирную жизнь что-то малознакомое, невиданное. Новая струя пробивается по стоячей воде, бежит она в вековую славянскую жизнь, пройдет через леса и болота, перекатится широким полем, подымит роды славянские — увидят они редких, незнакомых гостей, подивуются они на их строго боевой, на их заморский обычай.
Длинным рядом идут ладьи! Яркая раскраска горит на Солнце. Лихо завернулись носовые борта, завершившись высоким, стройным носом. Полосы красные, зеленые, жёлтые и синие наведены вдоль ладьи. На килевом бревне пустого места не видно — всё резное: крестики, точки, кружки переплетаются в самый сложный узор. Другие части ладьи тоже резьбой украшены; с любовью отделаны все мелочи, изумляешься им теперь в музеях и, тщетно стараясь оторваться от теперешней практической жизни, робко пробуешь воспроизвести их — в большинстве случаев совершенно неудачно, потому что, полные холодного, кичливого изучения, мы не даём себе труда постичь современную этим предметам искусства эпоху, полюбить её — славную; полную дикого простора и воли.
Около носа и кормы на ладье щиты привешены, горят под Солнцем. Паруса своею пестротою наводят страх на врагов; на верхней белой кайме нашиты красные круги и разводы; сам парус резко одноцветен — чаще он полосатый; полосы на нем или вдоль или поперек, как придется. Середина ладьи покрыта тоже полосатым намётом, он накинут на мачты, которые держатся перекрещенными брусьями, изрезанными красивым узором, — дождь ли, жара ли, гребцам свободно сидеть под намётом.
На мореходной ладье народу довольно — человек 70; по борту сидит до 30 гребцов. У рулевого весла стоят кто посановитей, поважней, сам Конунг там стоит. Конунга сразу можно отличить от других; и турьи рога у него на шлеме повыше, и бронзовый кабанчик, прикрепленный к гребню на макушке, отделкой получше. Кольчуга Конунга видала виды, заржавела она от дождей и от солёной воды, блестят на ней только золотая пряжка — фибула под воротом, да толстый браслет на руке. Ручка у топора тоже богаче, чем у других дружинников, — мореный дуб обвит серебряной пластинкой, на боку большой загнувшийся рог для питья. Ветер играет красным с проседью усом, кустистые брови насупились над загорелым, бронзовым носом; поперек щеки прошел давний шрам. Стихнет ветер — дружно подымутся вёсла; как одномерно бьют они по воде, несут ладьи по Неве, по Волхову, по Ильменю, Ловати, Днепру — во самый Царьград; идут варяги на торг или на службу.